Отрывки даю без комментариев, разве что озаглавил.
Запомнившаяся телеграмма.
Центральный телеграф и тогда был крупнейшим предприятием связи. Там работало более пяти тысяч связистов, использовалось около 700 телеграфных аппаратов различных систем, а среднесуточный обмен телеграммами достигал внушительной цифры — 200 000.
Но несмотря на напряженный труд всего коллектива телеграфа, в его работе было много серьезных недостатков. Не все телеграммы передавались и доставлялись вовремя. Иногда приходилось прибегать к крайней мере и отправлять часть телеграмм почтой. Допускались искажения в тексте, иногда грустные, иногда смешные, но всегда очень обидные для связистов. Вроде того, что вместо «мама умерла» передали «мама у меня», а в информации ТАСС вместо фразы «такое поведение не агрессивных государств» передали «такое поведение агрессивных государств». За такие ошибки мы имели большие неприятности.
Мне запомнился случай с одной телеграммой, в которой оказалось семь искажений.
Телеграмма была подана на станции Акимовка, оттуда попала в Днепропетровск, а из Днепропетровска в Москву. Телеграмму приняла некая практикантка Рябова, которая передала вместо Совконтроль — Мовконтроль, вместо 75 тыс. — 875 тыс., а сообщение было правительственное, важное, в нем речь шла о хлебе. На Центральном телеграфе машинистка Русакова перепечатала эту телеграмму, не обратив никакого внимания на искажения, и направила в цех доставки. Корректор цеха доставки, несмотря на искажения, завизировал телеграмму и отправил адресату.
Телеграмма была адресована председателю Комиссии советского контроля Р. С. Землячке.
Письмо без адреса.
В самом начале моей работы в наркомате я узнал об одном случае, который произошел в небольшом крымском городе Коктебеле.
Пришло письмо. На конверте было написано: «Феодосия, М. Коктебель». Не были указаны ни название улицы, ни номер дома, ни имя и фамилия адресата. Почтальону показалось, что письмо это очень важное. Он прошел все регистратуры домов отдыха, зашел в сельсовет. Адресат не находился. Тогда почтальон стал опрашивать всех встречных и вот таким путем нашел некоего Ивана Николаевича, к кому было адресовано письмо.
Разумеется, в большом городе на таком письме поставили бы штамп «адресат не разыскан».
Присутствовавшая при этом рассказе Розалия Самойловна Землячка спросила:
— Сколько времени потратил письмоносец на розыски адресата?
Ей ответили:
— Весь день, а доставил письмо утром следующего дня.
Я уверен, что это не единичный случай, и именно поэтому привел его здесь.
Пять лет жизни.
25 августа 1939 года здесь, в радиотеатре на Центральном телеграфе, собрался актив работников Народного комиссариата связи, на который съехались 300 связистов — руководителей управлений, предприятий и стахановцев — со всех концов нашей действительно необъятной Родины. Я говорю так потому, что эта необъятность по-настоящему-то почувствовалась именно на этом активе.
Выступали связисты из Заполярья, из Средней Азии, Сибири, из Закавказья, из каких-то раньше неведомых мне мест, рассказывали о своих успехах, о неудачах, критиковали наркомат. Разговор был откровенный, нелицеприятный. Во многом эта деловая рабочая обстановка объяснялась присутствием на активе заместителя председателя Совнаркома Розалии Самойловны Землячки, умной и энергичной женщины.
Надо сказать, что о Розалии Самойловне я всегда вспоминаю с большой теплотой. Мы познакомились с ней, когда я еще работал военкомом Управления связи Красной Армии. Розалия Самойловна позвонила мне по телефону и попросила зайти к ней. Она сказала, что имеет ко мне важное дело.
Управление связи находилось на Красной площади, рядом с нынешним ГУМом, и поэтому через несколько минут я уже был в ее кабинете, в здании правительства, в Охотном ряду, напротив гостиницы «Москва».
В небольшом скромном кабинете меня встретила маленькая, уже пожилая женщина, очень приветливо поздоровалась со мной и предложила сесть.
— По вашему приказанию прибыл, — по-военному доложил я.
— Зачем же по приказанию? — тихо сказала она. — Я просила вас приехать, а не приказывала, товарищ Пересыпкин. У меня к вам большая просьба. Мы собираемся проверить работу Наркомата путей сообщения, и нам нужны связисты. Не можете ли вы помочь и выделить для этого несколько командиров-связистов?
Я ответил, что это нетрудно сделать. Мы выделили в ее распоряжение группу командиров и инженеров, работой которых она осталась очень довольна.
Не случайно, что спустя месяц Землячка обратилась в правительство с просьбой перевести в аппарат Комиссии советского контроля одного из командиров-связистов, участвовавших в проверке НКПС. Это был капитан Черняк, который, очевидно, больше других ей понравился. Не прошло и дня, как он был назначен главным контролером по Наркомату связи.
Потом Розалия Самойловна стала заместителем Председателя Совнаркома. Ей непосредственно был подчинен наш Наркомат связи, и она стала ведать всеми вопросами связи в стране.
О строгом и суровом характере Розалии Самойловны в свое время много говорили, но мне она никогда и ни при каких обстоятельствах не казалась чересчур суровой. Старая большевичка, кристально чистый человек, увлекательный собеседник — именно такой она навсегда осталась в моей памяти.
Во время Великой Отечественной войны, когда мне пришлось работать и в Наркомате обороны, Розалия Самойловна часто задерживала меня в своем кабинете и пытливо расспрашивала о том, что происходит на фронте.
Среди подчиненных ей наркомов и руководителей ведомств военным был только я. При каждом докладе, лучше сказать при каждой встрече с ней, я всегда чувствовал уважительное отношение к себе. Почему она так хорошо ко мне относилась, не могу объяснить и теперь, но могу сказать, что платил ей тем же.
Может быть, не к месту будет сказано, но хочу рассказать об одном интересном случае, который лучше всего характеризует Землячку.
Представьте такую ситуацию. Заседает Совет Народных Комиссаров, наше правительство. На повестке дня заседания стоит много вопросов. Докладчик по одному из них — Землячка.
Она сделала очень подробный и убедительный доклад. Он был посвящен, если так можно сказать, острой критике деятельности Наркомата морского флота, который находился под ее наблюдением.
В ответ на справедливую критику выступил нарком морского флота, который в раздраженном тоне пытался опровергнуть все сказанное Землячкой.
Возмущенная его выступлением, Розалия Самойловна попросила внеочередное слово. Маленькая женщина в темном строгом костюме встала со своего места и сказала:
— Я уже очень старый человек. Наверное, после моей смерти мне на Ново-Девичьем кладбище поставят памятник. Я убедительно прошу — напишите на нем, что вот этот человек отнял у меня пять лет жизни.
В силу необъяснимых обстоятельств, так сложилась судьба, после смерти Землячки мне пришлось жить в ее квартире в Доме правительства у кинотеатра «Ударник». По каким-то чисто домашним мелочам, по тому, в какой цвет были выкрашены стены комнат и какие на окнах висели шторы, какие она любила цветы, образ этой женщины стал мне родным и бесконечно близким.
На активе в радиотеатре Розалия Самойловна выступила с замечательной речью. Мне хочется по сохранившейся у меня стенограмме привести выдержки из ее выступления.
— Товарищи, — говорила Землячка, она вообще очень любила слово — товарищ, — вы только подумайте минутку, как возрос сейчас культурный уровень той массы людей, которую вы обслуживаете. Товарищи, вы не должны забывать то, что вы орган массовый, вы обслуживаете массу, вы имеете колоссальное значение для этой массы, потому, что культура всегда предполагает общение с другими людьми. В работе органов связи еще мало культуры, и здесь есть опасность разрыва между уровнем предоставленной вам техники и той культурой, которая еще не проявилась до конца в органах связи. Я вспоминаю огромное количество телеграмм. которые ежедневно приходится мне читать. Как некультурно пишутся наши телеграммы, как некультурно печатаются, как некультурно наклеиваются.
Мне кажется, что эти слова Землячки интересно будет прочитать не только нашим связистам. Как часто нам еще не хватает культуры в мелочах — в том, как оформлена телеграмма, как пришита к костюму пуговица, как выкрашен дом, какой краской, это все мелочи, но из мелочей складывается большое — наша человеческая жизнь, и тот, кто отмахивается от мелочей, в конце концов проигрывает с большим счетом. Именно об этом, как я понял, говорила Землячка.
Розалия Самойловна рассказывала:
— Когда я работала в Комиссии советского контроля, мы получили письмо от начальника Новодеревенской конторы связи Рязанской области, в котором он просил выделить материалы для ремонта помещений. Этот бедняга всюду, куда только можно, обращался, в том числе и к начальнику Управления связи Рязанской области товарищу Шведову. Товарищ Шведов, кроме того, получил это заявление и от нас, но заявил, что у него нет белил, гвоздей и других материалов, которые требовались для этой конторы. Когда проверили это дело в Наркомате связи, то оказалось что по сводке об остатках материалов, — а сводка о материалах всегда врет и надо всегда считать больше, чем в сводке указано, — гвоздей 265 тонн, белил 32 тонны и т. д, и т. п. Почему же из Наркомата связи не дали необходимых материалов Рязанской области? Потому, что плохо распределяется то государственное добро, которое выделяется вам с очень большим трудом.
